Потомок хазар

Шоу технологии - Персоналии

В начале 1990-х ассистент кафедры русского языка и литературы Колледжа Помоны (Pomona College) в Калифорнии Михаил Козырев предложил сделать программу на студенческой радиостанции о русской музыке и русской жизни. Каждую пятницу на волне KSPC 88,7 FM, в зону вещания которой входил и Лос-Анджелес, стала появляться получасовая передача «Музыка большевистских детей и бабушек». В программе звучал русский рок, коллекцию которого уроженец Свердловска (ныне Екатеринбурга) привез с родины… и с тех пор, что называется, «понеслось». За два года продолжительность эфира программы увеличилась до двух часов, все свободное время Козырев стал проводить на радио: сводил проморолики, оформлял программы…

Сегодня его имя ассоциируется с лучшими проектами российского музыкального мира. Вернувшись на родину в 1994 году, он всего за несколько лет смог вывести отечественную музыкальную культуру на новый уровень, создать достойную альтернативу популярным «форматным» радиостанциям.

За эти годы Козырев успел поработать генеральным директором компании по производству радиопрограмм «Ультра Продакшн», генеральным продюсером радиостанции «Наше радио», радио ULTRA, радио MAXIMUM, консультантом по репертуару звукозаписывающей компании Real Records; стал автором идей и продюсером фестивалей «Нашествие», Maxidrom, Maxidance, Funny House Dance Awards. Козырев – автор перевода и продюсер русскоязычной версии мультфильма «Кошмар перед Рождеством», продюсер проектов «Кинопробы», «Брат-2 (саундтрек)», «Мир в наших руках», а также телепередач «Неголубой огонек», «Первая ночь с Олегом Меньшиковым», «Земля–Воздух» и спектакля «День Радио».

В 2005 году, в очередной раз отказавшись идти на уступки руководству относительно музыкального репертуара радиостанции, Козырев оставил пост генерального продюсера «Нашего радио» и учредил продюсерский центр «Траектория» вместе с Олегом Меньшиковым и Максимом Виторганом. С 2006-го он снова вернулся в эфир: каждый понедельник и пятницу на «Серебряном дожде» выходит его передача «Мишанина». Кроме того, Козырев играет в комическом театре «Квартет И», а в прошлом году в свет вышла его трилогия «Мой Rock-n-Roll», представляющая взгляд изнутри на современный шоу-бизнес.

В эксклюзивном интервью Jewish.ru Михаил Козырев рассказал о малоизвестных фактах своего происхождения и поделился своими рассуждениями о том, кто же такой еврей.

— Михаил Натанович, расскажите, пожалуйста, о Ваших корнях, о происхождении Вашей фамилии?

— Фамилия Козырев у меня по папе, и семейство его родом из города Житомир, с Украины. Папина мама, моя бабушка, переехала вместе с ним из Киева в тогдашний Свердловск (сейчас Екатеринбург) во время эвакуации в ходе Великой Отечественной войны. Там папа встретил мою маму, которая тоже приехала в составе эвакуированных с Украины. Мама родилась в городе Прилуки. Изначально ее девичья фамилия была Ашкенази, символическая для евреев. Но в военное время, когда ей меняли паспорт, писарь намеренно добавил туда одну букву и сделал из этого Ашкенадзе, добавив: «Так легче выжить». С тех пор у нее фамилия девичья – Ашкенадзе. Впоследствии она, естественно, взяла папину и стала Козырева.

Интересно, что моя фамилия не звучит как типично еврейская. Но оказалось, она самая что ни на есть древняя и иудейская. Когда я учился в колледже в Калифорнии, мне попался гигантский справочник о происхождении фамилий, и, конечно, меня заинтересовало, откуда взялась моя. Так вот, оказалось, Козырев – это от слова «хазары». Помните: «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам»? Это племя по собственной воле приняло иудаизм, моя фамилия берет начало как раз оттуда.

— Что для Вас религия, в частности иудаизм? Какие силы Вы в ней черпаете?

— Я никогда не был воспитан в какой бы то ни было системной религии. И боюсь, что мои родители тоже имели довольно поверхностное представление о каких-то фундаментальных принципах и отличиях иудаизма от других религий. Поэтому для нас это скорее была особенность крови. В школе нас было 30 человек в классе, и около каждой фамилии стояло «русский», один я был еврей. Очень сложно было понять, что это не просто национальность, что за этим стоит еще что-то, поскольку даже неоткуда было взять информацию.

Когда уже в старших классах я ощутил, что различие гораздо глубже, то, конечно, меня одолело любопытство, что же там такое должно быть, чтобы на протяжении нескольких тысячелетий служить несгибаемым стержнем для сохранения целого народа, независимо от того, в каких уголках земного шара находятся его представители. Это явно должно было быть что-то фундаментальное.

Поэтому, когда я поступил в колледж в США, где мог это узнать, я сознательно набрал себе несколько курсов по изучению иудаизма. Эти курсы стали неким фундаментом, который лег в основу самых разных, порой вызывающих у меня недоумение принципов иудаизма. Но сказать, что я стал искренне верующим иудеем, точно не могу. У меня, к сожалению, нет идущей изнутри безоговорочной веры в Б-га – вот в чем беда. А в остальном эта религия меня устраивает гораздо больше, чем другие.

Из всех тех учений, с которыми мне пришлось столкнуться и которые мне удалось узнать, иудаизм абсолютно точно ближе мне, чем все остальные. Я ощущаю его как органичную часть истории своей крови и своего народа. Поэтому я не думаю, что если когда-нибудь ситуация сложится таким образом, что жизнь заставит сделать выбор, то у меня выбора не будет никакого, я знаю.

— Как Вы себя ощущаете в Израиле? И какова Ваша позиция в отношении палестино-израильского конфликта?

— Честно скажу, мне в Израиле некомфортно. Я бывал там неоднократно, у меня там дядя, тетя и мой двоюродный брат… Который потом уехал в Штаты, и, по-моему, сейчас он уже в Лондоне. Он ученый, работает в каких-то невероятных лабораториях.

Так вот, мне в Израиле не то что бы некомфортно бродить по улицам или приобщаться к культурным памятникам. Дело в том, что я не могу переносить остервенелую агрессию многих живущих там по отношению к арабам. Притом что сегодня, наверное, нет силы, которая вызывала бы у меня большее неприятие, чем основанный на ненависти мусульманский фундаментализм. Просто по природе я обладаю каким-то врожденным инстинктом справедливости, который отстроен таким образом, что в любых глобальных конфликтах я принимаю сторону меньшинства. И считаю, что это порядочно, поскольку у большинства даже нет необходимости себя защищать, а меньшинство мы защищать обязаны. В Израиле, понятно, большинство евреи, причем очень агрессивно настроенные. Я считаю, что эта агрессивная установка с обеих сторон, во-первых, делает одних не отличимыми от других, а во-вторых, она уже такими жертвами обернулась, что кажется, просто во имя спасения этого же народа, надо чуть-чуть подумать и перевести дыхание.

Я поражен был, когда изучал иудаизм в колледже. У меня была потрясающая раввин Дебора Джейкобсон, одна из девяти женщин-раввинов в Америке. Так вот, на каком-то из уроков я был просто поражен, когда узнал, что основа одного из принципов еврейской теории заключается в том, что если агрессор выстраивает жителей всей деревни и требует назвать виновоного, иначе расстреляют всех, то святая обязанность каждого – сказать кто, во имя спасения рода. Это очень сильная мысль. Так вот во имя спасения рода, мне кажется, задуматься о глобальном человеческом опыте войн и перевести дыхание совсем не повредит.

При упоминании военных конфликтов мне вспоминается первое посещение Бабьего Яра в Киеве. Для меня это было очень сильным переживанием. Я до этого знал стихотворение Евтушенко «Над Бабьим Яром памятников нет…». И, когда осознал чудовищные масштабы той трагедии, я удивился и продолжаю удивляться, что до сих пор никто в кинематографе, по-моему, не снял о той трагедии, которая там разыгралась. А на основе этих событий может получиться не менее эпическая картина, чем спилберговский «Список Шиндлера».

— Что помогает Вам в жизни? Это удача, везение, «терпенье и труд» или еще что-нибудь?

— Во-первых, у меня есть ощущение, что цепь случайностей всегда складывается в закономерность. То есть в тот момент, когда с тобой что-то вдруг случается, ты понятия не имеешь, почему так, и даже не осознаешь, в чем смысл. И только по прошествии некоторого времени ты вдруг понимаешь, что именно вот эта цепь случайностей привела тебя к определенному результату, и все вдруг срастается, мозаика складывается в рисунок и приобретает смысл.

Во-вторых, хочу сказать, что ничего лучше того, что мне подарили родители дома, быть не может. Имеется в виду с точки зрения жизненных принципов, объема знаний, советов, правил поведения, «что такое хорошо, что такое плохо» и вообще всего. Лучшего детства я вообще не могу представить. Несмотря на то, что оба родителя постоянно были в разъездах: мама, режиссер научно-популярных документальных фильмов, – в экспедициях, папа, скрипач свердловского симфонического оркестра, – на гастролях, они сделали для меня все. Я буду счастлив, если смогу так же передать это будущему поколению. И конечно, это и есть тот фундамент, который очень помогает мне в жизни.

— Кем Вы хотели стать в детстве?

— Художником-мультипликатором. Я рисовал комиксы тоннами. Сразу уточню, что детство мое протекало либо на репетициях оркестра, когда мама уезжала в экспедицию снимать кино, либо на съемочной площадке Свердловской киностудии или в монтажной, когда папа был на гастролях с оркестром. Я видел, как создаются мультфильмы. А после того как меня мама в раннем детстве отвела на какой-то мультик Диснея, я просто с ума сошел от счастья. И дальше я рисовал тома комиксов. Главными героями у меня были Хрыч и Сморчок, а им противостояли Пупс, Каланча и Пигмей. Я рисовал полноценные комиксы, приносил их в школу и на переменах с выражением озвучивал их одноклассникам. У меня там были путешествия по всяческим планетам, борьба с гигроботами и так далее.

Я, кстати, до сих пор не понимаю своего возраста. Вообще. У меня мироощущение такое же, как когда мне было 18 лет. Я воспринимаю мир теми же глазами. Может быть, это плохо, а может быть, и хорошо. Я влюблен в жизнь, в музыку, в женщин, в кино, в спектакли, в книги. Я радуюсь жизни так же, как в 18 лет. У меня такое ощущение, что, когда вдруг все это закончится, мне сразу станет 78. Надеюсь, что это в ближайшее время не произойдет.

— Вы занятой человек, но если выдается свободное время, как Вы его проводите?

— Я очень люблю музыку. Причем самую разную. Пожалуй, я могу назвать только два жанра, которые я категорически не люблю – это «блатняк» и кантри, что, в принципе, довольно близко друг к другу. Все остальное меня интересует. У меня дома практически всегда звучит музыка, и тишину я переношу тяжело. В тишине мне сразу становится неуютно.

Люблю читать, на что катастрофически не хватает времени. В какой-то момент пришлось усвоить, что если книга не «цепляет» меня за 20-30 страниц, то не стоит даже пробовать читать дальше. Из-за нехватки времени у меня просто нет такой возможности.

Мне нравится «ползать» по Интернету и выуживать оттуда неожиданные интересные вещи, будь то рисунки, видео, аудио или какие-нибудь странные статьи или файлы. В связи с этим люблю «варить» диски и делать собственные сборники. Уже несколько лет подряд я регулярно делаю сборник «Снеговики», только каждый раз они разные. Первый назывался «Черные снеговики». Все началось с малыша Филиппа, сын моей девушки, практически жены, он блестяще рисует. Когда ему было лет пять или шесть, он принес из художественной студии картину «Черные снеговики». На ней офигенно были нарисованы несколько больших снеговиков и один маленький. Все были черными, в смешных красных шапочках. Я подумал, что это готовая обложка для сборника, и записал «Черные снеговики». Он пользовался невероятной популярностью, я нарезал его в количестве штук ста для друзей. И пошло. Люди, что называется, «вштырились». Недавно его поставили на предновогодней вечеринке «Квартета И», там было около 500 человек, и началось такое… Все беспечно танцуют, и только я один знаю, что каждый последующий трек будет еще быстрее предыдущего. Естественно, к концу вечеринки на танцполе остались самые выносливые. На диске есть фрагмент, в котором все это напоминает этнические балканско-венгерско-еврейские клезмерские танцы. Туда, конечно, вошли и Кустурица с Бреговичем, и «Ленинград», и многие другие. Вслед за «Черными снеговиками» вышли «Цветные», а потом «Красные снеговики», куда, естественно, вошли только отечественные вещи. Сейчас у меня «на выданье» «Бродячие снеговики».